Discovery - Читать Статьи

Козырные короли

Рассказать друзьям

Когда последний король Египта Фарук в 1948 году пророчествовал, что «скоро на свете останутся пять королей — один английский и четыре из карточной колоды», он все-таки оказался далек от истины. С тех пор список мировых монархий, конечно, сильно поредел. Где-то они пали в результате революций, где-то — в итоге мирных референдумов, революция смела и трон самого Фарука… И все же до сих пор королевская власть значит многое — а воля монарха может играть решающую роль.

В сегодняшнем мире — почти две сотни государств. И почти столько же монархий. Ничего удивительного: власть многих королей, султанов, царьков и вождей простирается лишь на небольшие территории. На политической карте мира можно отыскать несколько примеров, когда в пределах одной страны республика соседствует с монархией, и даже такие государства, на территории которых правят сразу несколько венценосных особ. В одних случаях это просто красивая дань старинной традиции, которой не жалко отвести строку в национальном бюджете. В других — до сих пор довольно эффективный инструмент управления. Речь не только об «экзотических» политических системах на африканском континенте или о традиционных режимах Азии. В Европе у монархов тоже по-прежнему есть дела.

По количеству действующих монархов Европа занимает второе место после Азии. В 1975 году своего коронованного правителя наконец получила Испания, несколько десятилетий бывшая «монархией без короля», — и именно под его руководством из диктатуры трансформировалась в современную европейскую страну. Разговоры о восстановлении монархического строя периодически возникают в Черногории, в Румынии и даже в Германии. В марте 2012 года, накануне выборов президента страны, Филипп Кирилл Прусский, праправнук последнего кайзера Вильгельма II, высказался о целесообразности перехода Германии к такому государственному устройству, которое, по мнению принца, даст стране стабильность и избавит от громких политических скандалов.

В России, как показывают социологические опросы, количество сторонников монархии неуклонно увеличивается. В 1993 году их было 6%, а в 2013-м, когда страна отмечала 400-летие дома Романовых, — уже 11% опрошенных. Еще 28% россиян ничего не имели против монархии, хотя и не видели достойных кандидатов на престол.

Самый яркий пример того, что в современной Европе королевский трон — не просто красивая декорация, явил собой уже бывший бельгийский король Альберт II.
Альберт — в момент своего восшествия на престол в 1993-м уже не просто взрослый, а пожилой 59-летний человек — большую часть своей жизни был младшим братом короля, принцем-чиновником. Занимался вопросами окружающей среды, председательствовал в национальном пенсионном фонде, возглавлял бельгийские торговые делегации — словом, был типичным европейским высокопоставленным функционером. И как и вся страна, не терял надежды, что его старший брат Бодуэн I все-таки произведет на свет наследника.

Когда Альберт осознал, что именно на его голову наденут бельгийский королевский венец, он понимал: от него ожидают многого. И все же, когда в ходе коронации в августе 1993-го он клялся «защищать суверенитет и территориальную целостность» королевства, вряд ли новый король предполагал, что в конце его правления эта торжественная формула станет его задачей номер один. И более того — он окажется единственным, кто сможет с ней справиться. Хотя бы на время.

Несмотря на то что прежний монарх, Бодуэн, всерьез реформировал государственное устройство и задал новую конституционную рамку для мирного сосуществования вечно недовольных друг другом фламандцев и валлонцев, разрешить многовековые противоречия между ними он так и не смог. Да и вряд ли с этой задачей можно было справиться за одну не очень длинную человеческую жизнь.

С тех пор как на рассвете 18 мая 1302 года фламандцы будили франкоязычных соседей оружием с саркастическим названием «годендаг» — то есть буквально «доброе утро», — то вспыхивающий, то тлеющий конфликт между двумя разноязыкими бельгийскими общинами не прекращается. Франкоязычные валлонцы во всем винят жителей Фландрии, которые сегодня оказались на положении привилегированного большинства, а те, в свою очередь, заявляют, что валлонцам следует расплачиваться за многовековое верховенство всего французского в Бельгии. И что, кроме того, валлонцам грех жаловаться — по крайней мере, пока номинально двуязычная столица, Брюссель (который еще 200 лет назад был полностью нидерландоязычным), де-факто остается франкоязычным городом.

А еще французский — язык королевской семьи, что тоже не слишком нравится фламандцам. Но король, кажется, единственный, для кого они делают исключение, испытывая к нему грандиозное уважение.
В 2008 году Бельгия вступила в самую странную пору своей современной истории. Весь мир пораженно наблюдал, как в относительно тихой Бельгии созрел крупнейший в нынешнем ЕС кризис власти. Газеты с изумлением отмечали «100 дней без правительства», «год без правительства» — но оказалось, что это далеко не предел. К 2011-му Бельгия поставила мировой рекорд, просуществовав 540 дней без кабинета министров. И фактически без парламента: все шесть партий, заседающих в нем, в основном были заняты трудно идущими переговорами и попытками все-таки сформировать правительство. Да и парламент в 2010-м был распущен, состоялись досрочные выборы, приведшие к власти по обе стороны языковой границы сепаратистские партии.

Вероятно, страна с республиканским строем в такой ситуации развалилась бы на куски, не желающие иметь друг с другом ничего общего. Но Бельгия вышла из этой переделки целой, хоть и заметно потерявшей в экономическом отношении. И это во многом заслуга правившего монарха.

Альберт II не только взял в свои руки бразды исполнительной власти, брошенные несколькими «временными правительствами». Он взвалил на себя и обязанности переговорщика, дипломата — который вдруг потребовался двум народам его страны. И дело тут, конечно, не только в его личном долготерпении и умении убеждать и слушать. Сам его высокий статус сыграл заметную роль, оказавшись козырем в этой игре.

«Кризис в Бельгии заканчивается» — эти слова были самым популярным заголовком передовиц местных газет в те годы. Сперва с вопросительной интонацией, позже сменившейся на обнадеживающее восклицание. Но, похоже, самым верным знаком препинания в этом случае было бы многоточие. Уже в первой половине 2013-го стало ясно, что передышка не увенчалась решением проблем. Газеты вновь протрубили с передовиц пугающее слово «кризис» — грозящий все-таки расколоть страну по линии «север — юг». И Альберт II сложил с себя полномочия. «Я устал, я ухожу», — монарх отрекся от престола 21 июля, в день национального праздника. 79-летний властитель уступил нелегкую обязанность поиска общего языка между непокорными подданными своему старшему сыну Филиппу.

Бельгийцы продолжают смотреть на него с надеждой — сегодня в стране вновь кипят забастовки и демонстрации, но король, пожалуй, единственный политик Бельгии, которого манифестанты не обличают на своих плакатах. Ведь надеяться им больше не на кого.

Смогут ли современные монархии с давними традициями и богатой историей благополучно пережить все перипетии и войти в следующий век? «Королевский дом — это бренд, который необходимо беречь и поддерживать», — сказала недавно датская кронпринцесса Мэри. Впрочем, королевская власть по-прежнему имеет и политическое значение — и в Европе, и в Азии, и в таких экзотических уголках планеты, как Центральная Африка или Полинезия.

Ключевых слов нет...

Рассказать друзьям